Надежды простофилов

– Читай книжки, Нюрочка!
– Да ну, скукота…
– Учись, Нюрочка!
– Да нам, простым людям, науки ни к чему.

Этот диалог на разные лады повторяется в советском фильме «Сладкая женщина» (1976). Сюжет: красивая и ловкая деревенская девчонка приезжает в город, нанимается на конфетную фабрику и пытается устроить себе богатую жизнь. Сначала с наивным профессорским сынком Лариком, от которого рожает ребенка. Но замуж за него не выходит.

Обратите внимание, не молодой гуляка из образованных бросил соблазненную женщину с ребенком, а совсем наоборот: он хочет на ней жениться, а она отказывается от законного брака. Почему?

Потому что «слишком вы все тут образованные!» – высокомерно заявляет она, но с легкостью оставляет сына бабушке и дедушке, то есть несостоявшимся свекру и свекрови.

И с другими мужьями – с мудрым и немолодым ветераном войны Николаем Егоровичем и с честным тружеником Тихоном – у нее тоже ничего не складывается. А тут почему? Они-то ведь не профессора? А все потому же. Потому что они тоже советуют ей книжку почитать, поучиться… А это ей совсем не нравится.

Этот фильм – очень советский по своему моральному посылу. Самое главное в нем, конечно, – это осуждение «мещанства», «вещизма», «накопительства», стремления «прописаться на жилплощади, а потом развестись и отсудить» – весь каталог советского фельетона брежневской эпохи.

Но за этим просвечивает нечто более важное и еще более советское.

Нюрочка, несмотря на свою красоту и обаяние (недаром ее сыграла Наталья Гундарева), плохой человек. Не только в страсти к сервантам и сервизам дело. Она бездушная, тупо-расчетливая и вообще недобрая. А в некоторые моменты жизни просто сволочь.

Хотя, казалось бы, выйди она замуж за профессорского сынка Ларика, поселись она в профессорских хоромах, где ее любят и привечают, – и со временем стала бы хозяйкой этого дома. Но у Нюрочки есть некий принцип, который, как это ни смешно или странно, оказывается выше ее стремления к удобству и богатству, выше пресловутого «мещанства». Для Нюрочки есть нечто поважнее «вещизма». Это, извините, «тупизм». «Ты о чем думаешь?» – спрашивает ее влюбленный мужчина. «А чего мне думать-то?» – отвечает она.

Так вот.

В фильме «Сладкая женщина» настойчиво проводится важнейшая для советской идеологии мысль: Нюрочка такая нехорошая во многом из-за того, что она необразованная. Не в том смысле, что не окончила вуза, а в смысле более простом, что не тянется к культуре, к знаниям, к книге. И все увещевания на сей счет отметает с презрением. «Мы люди простые, неученые». А получается, что и бездушные, и корыстные, и даже подловатые. Такой вот моральный вывод из этого замечательного фильма.

Разумеется, никто в этом фильме (и вообще в те времена) не говорил, что тут есть однозначная причинно-следственная связь. Но в целом ясно было и авторам, и зрителям, что нелюбовь к книжкам, нежелание учиться и нравственная тупость, злобность и житейский сволочизм бегут в одной упряжке.

Конечно же, любой из нас приведет десяток примеров из собственного опыта, когда высочайшая, прямо-таки рафинированная образованность сочеталась с омерзительной аморальностью. И наоборот, расскажет о десятке «простых сердец», исполненных любви и сострадания, но при этом не знающих грамоты. Но речь пойдет именно о десятке, а не о сотне. Потому что, как ни крути, чем больше книжек прочитал человек, тем он лучше именно как человек, как личность. Так сказать, в общем случае. В статистически достоверных пределах.

Представляю себе, как закипает возмущенный разум читателей.

Ибо нашу страну накрыла третья волна народопоклонства, трепетного и даже восторженного отношения к неграмотному индивиду, к неучу и грубияну. Первая волна возникла во второй половине XIX века, вторая бушевала в 1920-х годах, и вот теперь, в 2010-х, она снова грозит смыть тонкие деревянные мостки рациональности, которые с таким трудом мостила советская власть над бездонным болотом народной архаики.

Странным образом эта третья волна невежества совпала с крушением СССР.

Нелюбовь к советскому прошлому проявляется по-разному.

У одних (например, у автора этих строк) – в открытую. Мы ругаем КПСС, КГБ, милитаризм, закрытость, национальное неравноправие под маской дружбы народов, а также цензуру, бесконечную официальную ложь и еще госплан, коррупцию, товарный дефицит и так далее, и тому подобное; список известен.

У других ненависть к СССР проявляется в скрытой форме. Прежде всего в виде культа «простоты». В виде особо жаркой любви к необразованным, немытым и неотесанным людям. В виде утверждений, что истинная душевная тонкость, внутренняя интеллигентность и прочее гораздо чаще встречается у простых, необразованных людей, чем у интеллигентов чертовых.

Тут – отвлекусь на минутку – возникает забавная логическая неувязка.

Для поклонника простоты нет более ненавистного персонажа, чем интеллигент и, разумеется, либерал.

Но по мнению поклонника простоты, только малограмотный человек, желательно занимающийся неквалифицированным физическим трудом, – только он является настоящим интеллигентом и – внимание – «абсолютно внутренне свободным человеком», то есть либералом в истинном смысле слова.

Есть тут и вторая неувязка. Поклонники простонародья сами, как правило, принадлежат к образованному классу. Такими, кстати, были и славянофилы, и народники, и лидеры большевиков с их «кухаркой, которая пусть управляет государством». И если сами неграмотные люди делают из своей темноты некое знамя, будьте уверены, это не они сами придумали, это их научили любители простоты. Простофилы, так сказать.

Простофилы, однако, не с бухты-барахты возлюбили простой народ. Тут своя психологическая подоплека, но об этом чуть позже.

А пока споем траурный дифирамб Стране Советов.

Я ни в малейшей мере не тоскую по СССР. Я, можно сказать, убежденный антисоветчик. Но при этом стараюсь быть справедливым.

Поэтому я должен обратить внимание просвещенных читателей, что в Советском Союзе был настоящий культ образования. От школьного и вузовского до курсов и кружков. Когда хотели что-то хорошее сказать (написать в газету) о рабочем или колхознике, то говорили: «Прошел путь от ученика до мастера; учится на заочном отделении института; занимается в хоровом кружке; в личной библиотеке – более пятисот книг».

И никто никогда не говорил и не писал о рабочем и колхознике, о военном или инженере: «Умных книг не читал, рубашку не гладит и вообще грубоват, зато какой хороший человек!» Это был бы полный абсурд и даже подрыв устоев.

Потому что ядром советской идеологии была работа над собой.

Стать более умелым, знающим, расти по службе – вот цель, которую проклятущая советская власть ставила перед каждым советским человеком.

Можно смеяться над советской системой политучебы. Но давайте сделаем акцент не на слове «полит», а на слове «учеба». Люди брали тетрадки, шли в библиотеки и конспектировали Маркса и Ленина. Пусть в многоумном Марксе они ни черта не понимали, а в статьях Ленина не было ничего существенного, кроме ругани по адресу оппонентов, – это не так уж важно! Гораздо важнее сам процесс конспектирования, сидения над книгой у настольной лампы.

А небритость считалась признаком «внутренней расхлябанности». Так сказал сам товарищ Сталин. Советского человека учили, как накрывать стол, как орудовать ножом и вилкой, с какой стороны идти по улице с дамой и прочим тонкостям этикета.

Идеал советского человека – это специалист, эрудит, спортсмен и щеголь. Воспитанный, вежливый. Идеологически (значит, философски) грамотный, умеющий отличить марксизм-ленинизм от троцкизма. Идеализм от материализма. А материализм диалектический – от вульгарного. В СССР царил культ позитивного знания, научности, вообще рациональности (разумеется, в рамках советского мифа, но и в этих рамках работали выдающиеся ученые, и не только естественники, но и гуманитарии, и даже философы).

Впрочем, правды ради стоит отметить и другое. Советская дисциплина ума и поведения не сразу появилась. Сначала был полный разгул черни, горделивое «мы гимназиев не кончали», то есть «в очках – значит к стенке!». Это был бунт низов, расчетливо превращенный в технологию власти. Об этом еще в 1936 году написал Иван Солоневич.

Большевикам был нужен достаточно большой слой населения, с которого сняли намордник и позволили грызть ближнего своего.

Речь идет о подонках общества. Потому что ни в каком тоталитарном государстве не хватит людей в погонах, чтобы нагнать страх на народ. В основе ранней советской технологии власти лежит институирование психологии маргиналов. Солоневич называет это проще и вместе с тем глубже – «ставка на сволочь». На человека с волчьими челюстями, бараньими мозгами и моралью инфузории; на человека, который в групповом изнасиловании участвует шестнадцатым. «Реалистичность большевизма, – писал Солоневич, – выразилась в том, что ставка на сволочь была поставлена прямо и бестрепетно».

В конце 1930-х Сталин расправился в том числе и со сволочью, с полуграмотными расстрельщиками в кожанках. На их место пришли респектабельные палачи в габардиновых плащах. Отпраздновали юбилей Пушкина, выпустив великолепное с филологической точки зрения полное собрание сочинений. А какой тогда выходил Лев Толстой в 90 томах со всеми правками и черновиками! Какой Стендаль! А потом, уже в хрущевско-брежневские годы, какой Тургенев, какой Достоевский, какой Чехов – государство не скупилось на текстологов.

Виновато ли полное собрание сочинений Пушкина в том, что оно вышло в свет по указанию негодяя и палача Сталина? Виноваты ли латынь и логика в том, что их пытались включить в школьную программу в правление того же деспота?

Но вот ведь как допекла советская власть своим тоталитарным дисциплинированием! Извечную тягу человека к знаниям, к чтению книг, к социальному росту, к изяществу манер, одежды и обстановки некоторые наши современники стали воспринимать как лицемерие, бездушие и вообще гадство. Тем более что демократия дала полную возможность высказывать любые мысли, даже такие дикарские.

Однако вернемся к психологической подоплеке «простофилии».

Мне кажется, что у образованного класса есть совершенно звериное чутье на грядущие казни, на рев событий мятежных.

Интеллигентское заискивание перед народом в начале ХХ века было страхом перед революцией. В этом заискивании была бессознательная надежда на помилование. На то, что кровожадная толпа узнает в избитом господинчике в очках и с бородкой клинышком того профессора, который говорил о сермяжной правде. Увы…

Боюсь, что точно так же и теперь, когда наши образованные и даже утонченные сограждане изо всех сил обвиняют интеллигентов и либералов, а также пытаются оправдать нацистские выходки отдельных модных мыслителей, они авансом заискивают перед толпой и ее вожаками.

Напрасные надежды, пустые хлопоты.

Газета. ru