Об оборонной промышленности Украины

- Если посмотреть на историю развития экономики США и военных разработок, то все новшества изначально возникли в университетах, которые финансировались военными ведомствами для разработки самых разных - для обороны, у кого-то для нападения – технологий. Тот же интернет был разработкой, обеспечивающей связь, которая не зависела бы от того, что один или несколько узлов вышли из строя.  Идея заключалась в том, что если бы такая поломка произошла, можно было бы изъять номера из сети, но всю сеть завалить совершенно невозможно. И я думаю, что это очень хороший пример того, насколько научная разработка может иметь двойное назначение. То есть, быть востребованной и в мирных целях, и в военных. То, что начиналось как финансирование разработок в Стэндфордском университете в Калифорнии, сегодня стало знаменитой Силиконовой долиной – конгломератом взаимодействия бизнеса и государства.

Когда Украина столкнулась с тем, с чем она столкнулась в прошлом году, то, естественно, бизнес начал помогать. Я, в частности, представляю ассоциацию бизнеса в области высоких технологий. Я могу сказать, что помощь армии, пусть даже бэушной техникой, привела к тому, что за год в армии научились использовать технологии, которых у них до этого не было. И мы помогаем не просто тем, что обеспечиваем сбор чего-то полезного, мы помогаем принять решения, которые касаются гражданской жизни. Пошел переток знаний. Специалисты, которые понимают, как построить современную сеть, с удовольствием делятся своими знаниями и навыками для того, чтобы и в украинской армии, и в гражданском секторе была современная связь по последнему слову техники.

Но это, так сказать, «пожарный» вариант помощи. Представители бизнеса хотят жить в этой стране, хотят в этой стране нормальной экономики, и они понимают, что осуществление их планов напрямую связано с теми условиями, которые у нас сложились на востоке и на юге нашей страны. Но если думать о перспективах и обратиться к опыту Соединенных Штатов Америки или Израиля, то бизнес говорит уже о другом: о том, что правильные заказы, правильные направления развития инновационных методов могут привести к подъему всей экономики.

Если честно, то мне становится страшно, когда я слышу, что нам надо срочно запускать оборонную промышленность. Потому что, как человек, имеющий отношение к высоким технологиям, я понимаю, что эта отрасль в нашей стране крайне устаревшая и неконкурентная.

Конечно, у нас есть заводы, которые продают свою технику на Запад, на Восток - за рубеж. Вот они конкурентные. И, конечно, им надо давать военные заказы и стараться, чтобы они выполнялись быстро и эффективно, в нужный для страны срок и в нужном для страны качестве. Но когда мы говорим о заводах, которые простаивают уже 10 или 15 лет, или имеют репутацию таких, которые даже гражданскую продукцию выпускают низкого качества, а теперь под эгидой украинского производителя пытаются получить финансирование - то это страшно. Поэтому так важно понимать, что инвестиционные вложения следует направить на обеспечение работоспособности тех предприятий, которые на самом деле конкурентные. И это вопрос, конечно же, к Министерству экономики и торговли, которое, я думаю, хорошо озабочено созданием конкурентных условий и инвестиционной привлекательности.

Ниша по производству товаров двойного назначения и инноваций, с одной стороны, очевидно, лежит в области компетенции Министерства экономики, а с другой стороны – в области компетенции Министерства обороны. И это межведомственное слияние для спасения уже утонувшего практически корабля отечественной военной промышленности должно поощрять новые разработки, привлекая как молодых, так и опытных специалистов к созданию продукции уровня XXI века.

Те проекты, которые уже начали работать, уже приносят практическую помощь. Например, тепловизоры, в зависимости от конфигурации, стоят 6-8 тысяч долларов. Можно сделать украинский тепловизор, используя импортные детали, с какими-то ноу-хау, который будет стоить 3 тысячи долларов. И это, с одной стороны, экономия для армии, а с другой стороны, люди, сделавшие этот продукт в Украине, приобретают практический опыт.

С этой точки зрения должны быть совершенно осознанные шаги государства, которое, если уж не будет поощрять и выделять деньги на подобные инициативы, то, по крайней мере, не будет мешать их осуществлению.

 - Что касается производства высокотехнологической продукции усилиями частного бизнеса, у меня это вызывает это очень серьезные сомнения. Украина – это 50-миллионное государство, которое не имеет ни одного нобелевского лауреата. У нас есть интеллектуальный потенциал? Ведь наша система образования уже давным-давно не выпускает грамотных инженеров, отвечающих современным реалиям.

- Я считаю, что перед тем, как говорить об украинских нобелевских лауреатах, нам надо посмотреть какое количество среди нобелевских лауреатов выпускников украинских ВУЗов, уехавших из Украины. И тех, кто до сих пор взаимодействует с Украинскими учеными. Я просто точно знаю, что те ученые, которые у нас остались, это, конечно же, не самый цвет и их не так много, как было до 1990 года, но они востребованы, чувствуют себя уверенно. Я говорю о тех, кто сотрудничает с Западом, кого цитируют западные журналы.

То, что Нобелевские премии получают ученые, которые уехали и работают в престижных университетах на Западе, лишний раз показывает, что Украина не имеет государственной политики для «удержания» их на Родине. Необходимо государственное финансирование научных разработок, а также понимание того, что в школе нельзя сокращать часы физики, математики и других точных наук.

Проблема образования, конечно же, есть, и она заключается в том, что мы не внедряем новые технологии не просто для изучения предметов, а в принципе, для обучения. Современные принципы обучения детей и студентов дают более эффективные результаты. Более того, они сразу формируют конкурентоспособность студентов. Так, если существуют обмены студентами, если студент свободно читает библиотеки мира, то он становится на равных с иностранными ровесниками. Так же, как технологии убирают разрыв между сельской школой и городской, потому что ребенок получает те же знания, так и студент Украины не должен видеть никакой разницы между собой и студентом в Варшаве или Нью-Йорке. У них должны быть хотя бы изначально одинаковые ресурсы для чтения, для онлайн-лекций, для онлайн-семинаров.

Сегодня вечером будет обсуждаться закон о высшей школе, и там опять отсутствуют вопросы конкурентного обучения. Конкурентного с точки зрения мировых достижений, которые есть в других системах образования.

Однако при этом стоит отметить, что не даром Украина входит в десятку стран-лидеров по производству программного обеспечения, а это значит, что подобные специалисты у нас готовятся, они работают и они конкурентны.

Есть объединения, ассоциации украинских программистов, которые организовывают выставки, где регулярно заключаются международные контракты. Причем команды, которые находят инвестиции, живут в Украине и работает в Украине, а их продавцы могут находиться, например, в Нью-Йорке.

Сегодня речь идет об объединении команд, способных достойно конкурировать на международном рынке технологий двойного назначения. В Украине очень много талантливых молодых людей. В мире есть инвесторы, которые вкладывают в технологии и получают доходы от того, что они занимаются этим, как бизнесом.

Пока это маленький ручеек. Пока мы говорим о стартапах только в одном направлении. Если нам удастся сохранить позитивный тренд, то талантливая украинская молодежь, которая понимает, что им вряд ли светит «Нобель», но которая хочет продать свою идею, сможет реализовать себя на Родине. Я думаю, что эти молодые люди помогут Украине привлекать деньги, занимая свое место в международном разделении труда. Мир сегодня транснационален. Не надо пытаться производить все, надо занять свою четко очерченную нишу. Так, в Украине уже поняли, что не нужно пытаться делать свои мобильные телефоны, если с этим хорошо справляется Китай вследствие самых разных факторов: и менталитета населения, и организации труда.

Не нужно пытаться с ними конкурировать, нужно находить свои ниши. Например, поставлять какие-то разработки для тех же смартфонов, которые делаются в Китае. Собственно, у нас есть компании производителей программного обеспечения, которые этим как раз и занимаются.

В конце прошлого года по инициативе частного бизнеса был создан сетевой кластер высоких технологий. Его участниками стали самые разные группы, в том числе конкуренты, объединившиеся в принципах разработки и привлечения капиталов в армию для реальных целей.

Так возникла компания UA.RPA, которая управляет процессом инвестиций. Она достаточно известна в мире высоких технологий. И у них уже есть первые результаты.

Здесь очень важно, что не всегда нужна помощь от государства в виде денег. Иногда нужно, чтобы просто не мешали. В этой области важно взаимодействие различных экспертов, понимающих, что на самом деле нужно для внедрения научно-технической инновации, и способных оценить и быстро запустить необходимые разработки в кратчайшие сроки. За год работы сделано уже немало. Это первый шаг на пути, который в свое время прошел Израиль, в начале 90-х построивший одну из самых эффективных систем военной защиты, в которой высоким технологиям отведена ведущая роль.

- То, о чем Вы рассказываете, о высоких технологиях – это действительно технологии Израиля:  «Железный купол», современные боевые беспилотники. Это такие технологии, которые позволят нам обороняться. И это очень важно. Потому что мы сегодня, обороняясь, несем колоссальные потери. Но ведь есть и другой момент обороноспособности страны, не включающий высокотехнологические разработки. Например, мы знаем, что танк Т-34 по своим характеристикам существенно уступал «Тигру» или «Пантере», но они были просты в производстве, их можно было отремонтировать в любом сарае, образно выражаясь. У нас сегодня армия испытывает огромную потребность в комплектующих, в ремонте техники, а значит во взаимодействии с уже существующим соответствующим бизнесом. И в этом плане у нас уже есть даже какое-то сотрудничество Министерства обороны с предпринимателями, с бизнесменами. И я при этом не понимаю, почему волонтеры «достают» все: от носков и трусов до противоминометных экранов? Почему это не производится в необходимом количестве?

- Во-первых, не все так плохо. Например, номенклатура того, что нужно, и того, что мы еще продолжаем закупать, это, наверное, процентов 10 от того, что мы тащили весь прошлый год. И это связано, конечно же, прежде всего с тем, что, во-первых, выделены финансовые ресурсы. Во-вторых, стали более понятными, более плановыми работы. И в-третьих, упростились процедуры.

Вот представьте ситуацию: на завтра должна выехать машина связи, например, сегодня – на завтра, или в пятницу – на понедельник. Там есть очень много гражданского и военного оборудования. Из этого гражданского - нет вообще ничего. Я это покупаю за один день – именно день. А по официальным протоколам Министерства обороны они это должны делать за полтора месяца.

Вот как можно отдать приказ, и при этом процедура на полтора месяца? Даже при наличии финансовых ресурсов. А планирование формируется в процессе войны. Ведь вы же не планировали, что у нас тут в апреле начнется война. Это опоздание в планировании все равно будет. На 2015 год запланировано намного больше, чем на предыдущий, поэтому можно спокойно регулировать сроки закупок.

Сегодня вышло интервью с начальников войск связи. Там достаточно доходчиво объяснялось, как разваливали систему связи, что было в начале войны и что происходит сегодня. Ситуация под контролем, какие-то шаги делаются – это ясно как из самого интервью, так и из того, что видит наша волонтерская группа.

Помимо технического обеспечения, есть и другая часть: одежда, еда и все те вещи, без которых солдат не может обойтись. Те, кто отслеживает «волонтерский десант» в Министерстве обороны, констатируют очевидные изменения: кормить в армии стали явно лучше. Видно, насколько колоссальная работа проделана для того, чтобы заключить новые контракты, разработать новые стандарты формы, натренировать бойцов и перезаключить контракты на обеспечение солдат пищей. При том, что новая форма выдается уже сейчас, надо понимать, что этот процесс невозможно завершить за один день.

Сегодня наблюдается определенное «иссякание» народной помощи: люди меньше сбрасываются. Во-первых, потому что у них тоже истощаются финансовые ресурсы, во-вторых, запросов на необходимую помощь идет явно меньше. И я уверена, что их и будет меньше. При этом шум вокруг того, что «все пропало» и «всі зрадники і падлюки» - он, к сожалению, очень сильно поддерживается в обществе и стимулируется. И крики «все пропало» - это не просто крики. Это значит, что многие люди ведутся на отрицательные эмоции, которые, в том числе, внедряет наш враг. Может быть, даже в первую очередь наш враг. Ну а во вторую – какие-то наши политики, которые решили с кем-то поспорить.

Буквально вчера была история о том, что Министерство обороны поставило какие-то маленькие детские кепки. Оказалось, что их в часть привезли неизвестные волонтеры. Тут же прибежали операторы и сняли сюжет. Имеет место настоящая информационная операция. Теперь люди будут пересказывать эту историю и, к сожалению, отрицательного в ней будет больше, потому что человек и медиа создают индукцию на что-то негативное. Так, никто не будет писать о штиле в Майами, все будут писать о цунами в Майами. Люди охотнее рассказывают о чем-то негативном И, собственно говоря, участники информвойны и те, кто планирует операции – именно этим свойством человеческой природы пользуются.

В период информационного противостояния необходимо чаще давать возможность высказаться генералам и полковникам.  Военным сегодня надо объяснять, как это важно – давать людям  правдивую информацию из первых уст. То же самое касается и волонтеров. Волонтерский десант очень много рассказывает о своей работе, но по большей части в Фейсбуке. А у нас еще не вся страна живет в социальных сетях. Поэтому обычные медиа могли бы перепечатывать, пересказывать, брать дополнительные интервью для того, чтобы не просто понимать, что изменения будут, а понимать, как они происходят. Да, они происходят не мгновенно, но, я думаю, если сравнить с обычным бюрократическим движением в Европе – у нас процедура внедрения принятых решений происходит гораздо быстрее.

-  Тут возникает вопрос. Вы заговорили о генералитете, о комбатах. Как реагирует система на происходящие изменения? Потому что в ситуациях, когда на закупку, на которую раньше уходило полтора месяца, а сегодня какой-то незаангажированный человек тратит один день - денежные потоки проходят мимо чиновников. Мы понимаем, что это вызывает сопротивление. Как система реагирует на все эти новшества?

- Я, как волонтер, могу сделать закупку за день. А процедура, которой руководствуется Министерство обороны, предполагает полтора месяца. Но надо понимать, что раньше процедура была полгода.

- Но ведь раньше на этих процедурах «сидели» определенные люди, а сейчас этим занимаетесь Вы, например. То есть волонтеры.

- Да, волонтеры. Потому что если чиновники не будут придерживаться положенной процедуры, в полтора месяца, то всех быстренько посадят. Это по закону Украины. И понятно, что ее нельзя сократить для чиновника или для закупщика до одного дня, но убрать 90% бумаг и сделать более логичной и быстрой процедуру – это можно. Но для того, чтобы это сделать, нужна политическая воля верхушки, которая обеспечивает соблюдение регламентов работы министерств.

Например, есть постановление 65-е о разрешении силовым ведомствам покупать компьютеры.  Она еще не утверждена. То есть, два министерства дали согласование, она находится в третьем, и там еще Минюст посмотрит и т.д. Я думаю, что в этом постановлении закралась ошибка, потому что когда делали это постановление по сохранению государственных средств, то в некоторых пунктах в скобках поставили «за исключением силовых ведомств», а в этом пункте про компьютеры не поставили.

По этому поводу я написала первое письмо в декабре прошлого года.  А Кабмин живет по своему регламенту, процедуре. Исполнители, которые хотят и стремятся делать все эффективно и быстро, нуждаются в законодательной базе. Они и так круглосуточно работают для того, чтобы делать свою работу быстро и эффективно, но они не могут садиться после каждой закупки в тюрьму. Потому что тот, кто «сверху» – не меняется. Причем я даже не могу сказать, что речь идет о министре обороны. Потому что министрам и Кабмину проволочки тоже выходят боком.  И они тоже несут имиджевые потери. Как назвать людей, которые саботируют принятие качественного законодательства, отвечающего вызовам сегодняшнего дня? Я не говорю, что мы в замкнутом круге или что изменения невозможны. Я призываю людей понять, что переструктурирование системы не будет быстрым.

- Вообще то, что происходит, на фронтах, и самое главное – снабжение армии -  это Вы правильно сказали, является одним из моментов информационной войны против Украины. Но тут тоже вопрос о волонтерстве. Понимаете, волонтеры собирают средства, они работают за счет средств граждан или спонсоров. Но им иногда необходимо представить картину, возможно сгустить краски, чтобы просто получить спонсорскую помощь. И у меня вопрос: мы не заигрались в волонтерство? Может быть, должна быть какая-то общественная организация гражданская, которая работает параллельно с Министерством обороны и занимается снабжением?

- Есть ассоциация волонтеров. И как раз Волонтерский десант в Минобороны представлен, прежде всего, участниками этой ассоциации. Я председатель ассоциации производителей продукции в сфере информационных технологий и я пошла по другому пути – как эксперт. Я всю жизнь занимаюсь технологиями, я намного больше работаю мозгами, чем кого-то уговариваю заплатить. Поверьте: даже звонят и предлагают сами.

У нас достаточно однородная тусовка. Не первый год вместе работаем, за что-то вместе боремся и, в общем-то, Майдан выкристаллизовал лидеров мнений в нашей среде. У нас есть группа людей, которые представляют, я бы сказала, техническую элиту Украины. Они тратят свое время вне работы на то, чтобы помогать стране. А помогать нужно ей в первую очередь мозгами. Я не думаю, что мы заигрались. Я думаю, что каждая единица, каждое такое комьюнити должно само решить для себя – что дальше?

Например, наша группа превратилась в своеобразное аналитическое подразделение при Министерстве обороны Украины. Кроме того, что мы поставляем, мы помогаем увеличить конкуренцию при закупках. Вместо десяти компаний в конкурсе участвует пятьдесят.  Любой желающий может получить информацию о закупках, которые производит Министерство обороны. Мы участвуем в разработке техзаданий и контроле аз их выполнением, а также помогаем устранять личностный фактор – не обязательно коррупционный.

Какие-то другие, зарекомендовавшие себя группы волонтеров, возможно, со временем войдут во всевозможные громадские рады. Но это только в том случае, если эти люди системно понимают свой вопрос и способны участвовать в работе обновленной системы.

Возможно, кто-то действительно использует волонтерское движение для собственных нужд. Но я думаю, что это вопрос к обществу и правоохранительным органам. Статью «мошенничество» пока никто не отменял. И, в общем-то, вопрос, наверное, заключается в общественной безопасности – противодействие какой опасности должно стоять на первом месте: минированию торговых центров или краже трети денег, которые собраны для солдат. Я бы все же поставила на первое место минирование торговых центров и все вопросы, связанные с терроризмом, а не мелкую «бытовуху».  Ведь людям, которые подают нищим, тоже двадцать лет рассказывают, что нищенство – это профессиональная деятельность. Что существуют целые организованные группы профессиональных «нищих», что далеко не так плохо и бедно они живут. Но все равно находятся люди, которые продолжают давать милостыню.

Точно так же и с волонтерским движением. Если вы доверяете людям, которым вы отдаете свои деньги – это ваше право и ваше решение. Если у человека есть сомнения, то он может сам начать кому-то конкретному помогать. Многие так и делают. В основе лежит решение человека, его желание помочь. Это ответственность человека, кому он помогает и кого он поощряет. Потому что бездумная помощь – вредит.

- Эллина, у меня к Вам есть еще один вопрос. Вы представляете сетевой кластер высоких технологий, их внедрение в обороноспособность страны. У меня есть вопрос: как быстро, на Ваш взгляд, Украина может привести состояние своей армии, своего вооружения хотя бы до приемлемого, хотя бы до российского уровня, чтобы иметь возможность противостоять агрессору? То есть, выпускать централизованно, в больших количествах высокотехнологичное оружие оборонного и летального характера. Сколько времени нам потребуется для внедрения высоких технологий? И что нам для этого надо? Какие нужны, шаги со стороны государства, со стороны общества?

- Во-первых, я, к сожалению, эти кластеры не полностью представляю. Я делаю свой маленький кусочек работы и каждый, кто там участвует, делает что-то свое. У нас есть разработки, которые используют в Турции и есть разработки, которые уже запущены в Украине, есть разработки, которые вот-вот начнут продаваться. Некоторые из наших сборок уже давно воюют. Например, в артиллерийских системах. И здесь стоит вопрос скорости и востребованности.

Есть вещи, которые невозможно сделать без заказчика. Если заказчика группа разработчиков еще не нашла и если анализ востребованности новшества опирается исключительно на исследования в условиях боевых действий без понимания, что там сверху, насколько возможно запустить эту разработку в серийное производство, то это означает, что разработка хорошая, но не детализированная. Детализация должна происходить в сотрудничестве с теми, кто потом будет ее использовать предложенную разработку. И, собственно, те меры, которые мы сейчас применяем, привлекая к сотрудничеству государство, прежде всего, направлены на то, чтобы внедрение высоких технологий проходило в контакте с теми, кто потом будет их использовать. Это очень важно.

Второй вопрос – скорость. Как я уже сказала, есть то, что уже продается, есть то, что уже воюет, и есть определенные сроки: сентябрь, октябрь, ноябрь. Таких кластеров, как наш, должно быть много: два, три, пять. Необходимо создать конкуренцию за инвестиционные ресурсы, которые мы будем привлекать как внутри Украины, так и с Запада. Рыночные отношения даже в госзаказах очень правильны и очень нужны, потому что конкуренция повышает и качество, и эффективность, и скорость. И здесь вопрос уже второй, уже не к заказчикам, а к власти: насколько старые структуры это понимают. Например, «Укроборонпром»: масса посредников, что-то они могут купить, а что-то – нет. Кто-то с этого, будем честными, получает какие-то проценты. Все старые надстройки должны быть реформированы и от скорости реформирования зависит то, насколько быстро частный бизнес сможет получить, наконец, свободу.

Ну а что касается российской армии, кто сказал, что она такая навороченная? Это огромный старый монстр. Не будем забывать, что откаты там тоже 50-80% (ну, даже если 30%). Система бюрократии и постановки на вооружение не менялась со времен Советского Союза. И это означает, что, по сравнению с цивилизованными странами, технологии там достаточно отсталые. Насколько я знаю, в России воюют разработки десятилетней давности. В них очень много железа, которое разрушает, это, конечно же, правда, и мы знаем, что Россия вторая в мире. Но не по технологическому уровню, а по количеству солдат, оружия и, я бы сказала, безумной дури, с которой они готовы все это применять. Поэтому, с одной стороны, врага лучше переоценить, чтобы быть готовым, но панического страха у украинцев быть не должно. Мы должны понимать, что старые монстры могут обрасти молодой маскировочной шкуркой, но это не значит, что они подавят интеллектом и развитием. В нашей обороне уже применяются технологии, которые их опережают российские и соответствуют стандартам западного мира. Это стало возможным, в том числе, при поддержке наших западных партнеров в нелетальной плоскости. Кроме того, реалистичной кажется теория, что все то, что Россия сосредоточила на границе с Украиной – это и есть ее военный потенциал. Вся остальная армия достаточно устаревшая, с дедовщиной и другими «приколами», оставшимися от Советского Союза. Мы должны правильно оценивать обстановку и быть мудрыми.

Украина вошла в войну как Израиль, только пока что, к сожалению, не с технологической стороны, а по масштабу конфликта. У нас примерно та же история. У нас опасность терроризма, который абсолютно не связан ни с религией, ни с культурой, руководствующийся абсолютно надуманными предлогами. Украина - это территория, на которой сегодня происходят боевые действия информационного и военного характера. Мы очень похожи на россиян, и мы знаем, что мысли людей не всегда можно объяснить логикой. Мы это уже знаем и смирились, но мы еще не начали с этим работать. Наша схожесть должна заставлять нас быть умнее, хитрее и современнее. Уровень пропаганды, информационная резервация, которую сегодня создает Россия, должна привести нас к мысли, что лучше всего как контраргумент работает правда. Вопрос только, как ее эффективно мультиплицировать и подавать с разных сторон, используя все технические способы.

И тут мне кажется, что наш украинский народный мазохизм «У нас все плохо, нас сливают. Зрада!» - тоже уменьшает боеспособность нашей армии. Не даром же в Советском Союзе, как бы мы его ни ругали, присутствовала информационная и психологическая подготовка войска. Наше войско с народом очень связано. И народ не должен это войско угнетать огульной критикой - как саму армию, так и ее руководство. Не бывает победы в штабах и не бывает победы в окопах. Бывает победа, когда есть эффективная связь штаба и окопа. И когда они друг друга понимают и поддерживают. И я не знаю армии мира, где выбирали бы полководцев, комбатов на голосовании в закрытых урнах демократическим путем – это нонсенс.

Я человек далекий от армии. Но, находясь рядом с военными структурами, многих вещей, происходящих в околовоенном пространстве, я не понимаю. Я считаю, что мы должны консолидироваться. Речь не о безумной идее, что мы лучше всех и мы гордимся своей страной, нам необходимо реально знать, что мы защищаем, что мы эффективны и мы едины.

Процент арестованных и люстрированных в армии не такой уж большой. И не потому, что кто-то плохо поработал. Я, например, за год и три месяца работы с верхушкой украинской армии, не с отдельным батальоном, а с руководством, не видела никаких ярких признаков мародерства, воровства или саботажа. Да, я видела там людей более умных и менее образованных. Я видела людей как из руководства, так и из тех, кто обеспечивал старые способы работы. Да, там имеют место деньги, предательство и непонимание. Но речь идет о тех, кто обеспечивает выполнение заказов, открытых еще десять лет назад. Фактически, саботажем занимаются не люди, которые там руководят или командуют, а те, которые в свое время влились в старую советскую систему взаимодействия армии и промышленности. Это в очередной раз показало мне неэффективность старых методов. Новое время требует совершенно другие отношения. Оно требует рыночной конкуренция даже на закрытых разработках.

А так, вообще-то, знаете: везде квартирный вопрос людей испортил, а война и военный вопрос нас явно улучшил. И глупо сопротивляться этой истине.