И вот с осознанием этого у нас до сих пор есть проблемы.
Последние двадцать лет были очень удобны – не требовалось быть за что-то: достаточно было выступать против чего-то. Например, против всего плохого. Против вороватых чиновников, дураков во власти, нуворишей с манерами гопников, радикалов по все стороны баррикад, человеческой глупости и подлости. Это было время, когда жители Тернополя и Твери, Киева и Томска, Днепропетровска и Сочи могли жаловаться друг другу на одно и то же. И сочувствовать друг другу тоже могли. И полоскать гаишников анекдотами, соревнуясь, у кого в стране они беспредельнее.
А еще все эти двадцать лет можно было быть сторонником самых разных – порой взаимоисключающих – вещей. Например, империи и Довлатова. Любить первую за мощь и силу, а второго – за остроумие и искусство грустных улыбок. Можно было уважительно отзываться о Сахарове и рассуждать о достоинствах гонки вооружений. Смешение логик никого не ставило в тупик – время постмодерна характеризуется неразберихой жанров. Противоречивость приветствуется, синтез моден, сочетание несочетаемого лишь выделяет автора из потока. У нас не было никакого субъектного настоящего – а оттого мы хватались за любое субъектное прошлое, сколь бы противоречиво оно ни было.
Такого нельзя было себе представить во времена наших родителей. Уж коли ты поддерживаешь войну в Афганистане, то для тебя не поддержавший ввод войск Бродский, как минимум, оппонент. Если ты любишь советское государство, то для тебя Довлатов – кляузник, высмеивавший великую страну. То время было лишено двоемыслия, право на которое получило поколение 90-х. Тем, кто после кораблекрушения оказался в воде, неважно, как именно называются спасательные круги, помогающие не пойти ко дну. «Архипелаг Гулаг» Солженицына? Отлично. «Россия и Европа» Данилевского? Подойдет. «Соло на Ундервуде»? А почему бы и нет?
А полгода назад внезапно выяснилось, что история снова пошла вперед и что опять пришло время определяться с тем, на чьей стороне ты хочешь быть. Но вместе с флагом ты получаешь и ценности.
Я вот не очень понимаю, честно говоря, как уместить в одну коробку повестку современной России и Сергея Довлатова. Потому что либо «вот мы сейчас Америке покажем», либо «довлатовнаш». Впрочем, не исключаю, что мне сейчас объяснят, что Сергей Донатович всю жизнь только и делал, что выступал за сильную руку и приоритет коллективного над личным. Только я не поверю.
Так же и с остальным. Те же Стругацкие – сплошное национал-предательство: «Обитаемый остров» прошит неприятными аналогиями вдоль и поперек. Да и общая атмосфера окружающего все больше напоминает реальность их поздних романов.
К тому же в отличие от классиков столетней и более давности все эти авторы слишком близко расположены к нам на исторической линейке. Они стояли перед теми же выборами, что и мы сегодня - только вместо Украины была, например, Прага. Все эти люди, чьи книги стоят у нас на полках, жили в тот момент, когда маятник был в противофазе, но сами вопросы оставались теми же, что и сегодня. Художники давали ответы своим творчеством. Тем самым, что так нам нравится.
Но время, когда можно было быть за все сразу – прошло. Вместе с постмодерном. Война – это всегда модерн. Кончилось время слов без действия, обязательств без ответственности и эстетики без этики. Творчество неотделимо от нравственного посыла, а художественное произведение – от позиции. Человек для государства или государство для человека? Урапатриотизм или рефлексия? Право в силе или сила в праве?
И в следующий раз, когда вы будете перечитывать Довлатова и Аксенова, Стругацких и Бродского, Галича и Гребенщикова держите в голове – они ведь писали не про что-то из мира ушедших в небытие вселенных. Они про нас с вами. Они про сегодня и сейчас. А попытка забрать то, что вам не принадлежит, всегда отдает рейдерством.