07 января 2015 года неизвестные ворвались в парижскую редакцию сатирического журнала "Charlie Hebdo" и открыли огонь на поражение. Двенадцать работников редакции были убиты.
11 января 2015 года Президент Франции Франсуа Олланд, а также главы иностранных государств и правительств, включая украинского Президента, приняли участие в прошедшем в Париже марше памяти "Я – Шарли".
13 января 2015 года пророссийские боевики обстреляли рейсовый автобус под Волновахой, Донецкая область, в результате чего погибли 13 человек, еще 18 получили ранения. Прокуратура Украины квалифицировала произошедшее как террористический акт.
В воскресенье, 18 января, в Киеве и во многих городах Украины украинцы вышли на марш мира "Я - Волноваха". В Киеве на Майдане Независимости в акции принял участие Президент Петр Порошенко.
В понедельник, 19 января, ночью во французском департаменте Эро были задержаны пятеро россиян чеченского происхождения по подозрению в подготовке террористического акта.
События во Франции и в Украине удивительным образом переплелись между собой. В обоих терактах за террористами стояли иностранные государства. Народы Франции и Украины вышли на марши мира, чтобы выразить свою солидарность, почтить память погибших и осудить терроризм.
Поговорить о том, что общего между французской и украинской трагедией, о том, какие причины лежат в основе радикализации общества и какими методами можно бороться с теми социальными явлениями, которые приводят к культурной, этнической и религиозной нетерпимости я пригласила доцента кафедры психологии Таврического национального университета им. В. И. Вернадского, психолога, социолога, журналиста – ОЛЬГУ ДУХНИЧ.
- Тем событиям, которые происходят сегодня в Украине российская пропаганда очень часто пытается придать религиозный или этнически контекст. Постоянно муссируется тема защиты русских, русскоязычного населения, православных от чужих, враждебных групп, как то «бандеровцев», украинцев, мусульман, греко-католиков и крымских татар. Многие российские СМИ в разгуле терроризма обвиняют европейские ценности, разрыв с русскими-православными скрепами. В объяснении причин недавнего теракта в парижской редакции сатирического журнала "Charlie Hebdo" звучали недвусмысленные намеки на провал европейской политики мультикультурализма. В своем комментарии Вы написали, что касательно Франции «между политикой мультикультурализма, политической риторикой мультикультурализма и реальностью мультикультурализма три большие разницы». Вы не могли бы объяснить, в чем причина терроризма во Франции и как успешность или неуспешность французской политики мультикультурализма связана с трагедией в "Charlie Hebdo"?
- На мой взгляд, те печальные события, которые произошли во Франции, и проблема мультикультурализма – это две разные истории. Они имеют между собой связь, но, тем не менее, проводить прямую параллель между террористической угрозой Франции и тем, что французское государство не интегрировало людей, проживающих на его территории, наверное, не корректно. Мы можем говорить отдельно о том, что подразумевает под собой французский мультикультурализм, и отдельно о тех вызовах, с которыми сталкивается Европа сегодня.
Если говорить о мультикультурализме, то можно отметить, что Франция, в отличие от других стран Европы, - государство эгалитарное (Эгалитари́зм — концепция, в основе которой лежит идея, предполагающая создание общества с равными политическими, экономическими и правовыми возможностями всех членов этого общества – прим. ред.). Для Франции в понимании гражданина не важно вероисповедание, не важна его этническая принадлежность. Важно, что он – француз. Все французское, в том числе и язык, культура, ценности, свобода, французское понимание интернационализма для гражданина Франции является данностью. Это сыграло свою парадоксальную роль в нынешних событиях. В отличие от стран, которые действительно проводили политику мультикультурализма, признавали этнические различия, делали их видимыми, где в отношении этнических групп были построены социальные лифты, которые включали представителей других этносов - во Франции этого, к сожалению, не происходило. Политики мультикультурализма Франция не проводила, наоборот, имела место политика унификации. К тому же Франция очень светское государство , а потому признание религиозных отличий своих граждан оказалось вынесенным за рамки социальной практики (ношение хиджаба, кипы, больших нательных крестов поверх одежды во Франции не приветствуется. Религиозные убеждения - приватное дело француза, которое он не должен выносить на публику. Такая видимая унификация создавала напряжение и пространство для недовольства тех групп, которые через свои символические отличия пытались формировать социальную значимость.–Унификацию они воспринимают как ущемление. Потому возможно, именно поэтому Франция становится таким центром на глобальном рынке насилия, который существует сегодня. Возможно, это провоцирует ситуации, когда внутри французского общества определенные группы французов выбирают путь фактически противоборства обще французским ценностям.
- Согласна с Вами. Если говорить о теракте в редакции парижского журнала "Charlie Hebdo", люди, совершившие его, были французами во втором или третьем поколении. Согласно комментариям адвоката одного из братьев Куаши, его подзащитный – это маргинальная личность, которая жила очень бедной жизнью. Таким образом, мы можем объяснить происходящее во Франции скорее социальными факторами, чем религиозным или этническим противостоянием?
- Да, и этим в том числе. В современном обществе культурализировать социальные проблемы очень легко. Не интегрированное социальное большинство, которое не имеет социальных возможностей для самореализации в сложном мире глобальной конкуренции, становится легкой добычей для всевозможных экстремистских групп, объясняющих сложившийся порядок этническим и религиозным неравенством. Легче всего говорить о том, что это проблема культурного интегрирования. И этим, к сожалению, грешат, в том числе, и правозащитники. Факт в том, что хорошо адаптированных представителей различных этнических и религиозных групп во Франции очень много. Эти люди говорят на французском языке и могут, если у них хорошие социальные навыки, добиться определенного статуса. Проблема в том, что очень много людей действительно живут в бедных кварталах и ситуацию собственной бедности им в определенной степени легче трактовать как поиск протестной идентичности. Свою протестную идентичность они реализуют в экстремистском глобализованном плане, который дает им своеобразное продвижение. Но, к сожалению, продвижение агрессивное.
- Мне кажется, что это очень похоже на нашу историю с Донбассом. Французы, которые не идентифицируют себя с собственной страной, а настаивают на принадлежности к какой-то другой, порой выдуманной, группе, с которой у них нет ничего общего и о реальных ценностях которой они ничего не знают – очень похожи на тех украинских граждан, которые отрицают свою культурную общность с общеукраинским контекстом и идентифицируют себя с несуществующим советским сообществом или абсолютно выдуманным образом «теле-русских».
Даже агрессия, направленная против юмора в парижской трагедии очень похожа на то, что было на Донбассе и в Крыму. Мы помним, что украинцам как претензия предъявлялась кричалка: «Кто не скачет, тот москаль». Наших военнослужащих, взятых в плен, пытали под эту кричалку. Здесь речь тоже о майданном юморе. И сколько бы мы ни говорили, что это юмор, цена обиды была очень высока. Поэтому я хочу понять, действительно ли у нас на Донбассе происходят примерно те же процессы?
- Безусловно. И что еще роднит ситуацию во Франции и в Украине – это, к сожалению, сравнительно низкий уровень жизни жителей Донбасса. Возможностей для социальной реализации людей, живущих в небольших городах, рабочих городках Донбасса, было значительно меньше, чем в других городах Украины. В то же время оставалась живой память-миф об успешном пролетарском Донбассе советских времен, когда шахтеры действительно, если не жили лучше, то точно имели почет и уважение. При этом надо понимать, что проблема Донбасса началась намного раньше, чем начался Майдан. Все протестные настроения, тлеющие многие годы из-за социального неравенства и, фактически, социальной катастрофы в когда-то успешном индустриальном регионе, аккумулировали циничные предводители сепаратистских движений, что привело в итоге к росту насилия и открытому военному противостоянию граждан Украины со своим собственным государством.
Да, здесь процессы очень похожи. Есть протестная часть населения, которая не знает, каким образом повысить свой социальный статус. Но, тем не менее, как и у любого человека, живущего в современном мире, у человека, недовольного своим настоящим, есть два пути: что-то делать с собой, то есть наращивать собственную компетенцию, профессионализм, или думать, что кто-то виноват в твоей ситуации. Брать ответственность на себя, включаться в общеукраинский майданный протест против власти и правящей элиты, фактически выключившей социальные лифты для простого гражданина, для жителей постиндустриального Донбасса по ряду причин, в том числе и пропагандистских, оказалось невозможным. Они выбрали путь вычленения самих себя из украинской общности и самоидентифицировались с более агрессивной и, как им казалось, более успешной, но, по сути, чужой группой условно русских, советских людей. Похожий механизм присоединения к экстремистской агрессивной группе срабатывает и во Франции, пусть и не в таких выраженных формах.
- Многие эксперты говорят о том, что решить эту проблему можно с помощью силовых методов. Уже есть сообщения о том, что правительство Франции планирует прибегнуть к опыту спецслужб Израиля, который живет той же проблемой исламского экстремизма. В нашей же стране, как мы видим, проходит АТО. Но я не уверена, что силовое принуждение - это единственный путь к решению культурального сепаратизма и что он сработает без других социальных и смысловых факторов. Поэтому мне интересно услышать Ваше мнение о том, какие методы, помимо работы спецслужб, могут понизить уровень агрессии и интегрировать чуждые на сегодня части украинского общества в общеукраинский общегосударственный проект?
- Это очень сложная проблема. К примеру, если говорить о Франции, то уже сейчас понятно, что после происламских терактов к власти могут прийти крайне правые, Мари Ле Пен, в политической риторике которой постоянно муссируется мысль о том, что на самом деле эмигранты Франции не нужны. Эмигрантами они называют не только людей, эмигрировавших недавно, а и людей, которые достаточно давно проживают во Франции и являются, по сути, социально неадаптированными группами, а не этнически или религиозно отличными. Политика на ограничение, запрет или выселение мигрантов - рискованная политика, потому что по факту она отвечает ожиданиям экстремистских групп и превратит Фарнцию в такую, какой ее и рисуют лидеры экстремистских движений своим рядовым членам.
Любое действие вызывает противодействие. Франция до сих пор остается в ситуации террористической угрозы. С подобной ситуацией сталкивались и Соединенные Штаты Америки. Для Франции сохранилась возможность апеллировать к исламу самому по себе, как к религии, которую исповедуют многие социально успешные французы. Важно сейчас работать с мусульманским сообществом, осудившим произошедшую трагедию. И важно в этом дискурсе осуждения и раскрытия ислама как религии, объединяющей людей, отделить веру от экстремистского сонма, который на сегодняшний день, к сожалению, стал продуктом терроризма.
Я думаю, что это очень важно. Равно, как и важно здесь, в Украине, понимать, что есть верхушка, которая на данный момент в Донецке и Луганске на захваченных силой территориях, аккумулирует протестные настроения социально незащищенных и дезориентированных массированной пропагандой людей в свою пользу. Поскольку территории расположены в пределах государства Украина, нам нужно понимать, что рано или поздно, когда эти территории станут свободными и будут обратно возвращены нашему государству, нам нужно будет тоже что-то делать с этими протестными настроениями. Просто проявляя контроль, проявляя насилие, можно получить обратную реакцию.
- Согласна. Я бы хотела спросить Вас еще вот о каком моменте. На территории Украины, - на мой взгляд, это уникальная ситуация, - у нас проживают мусульмане, которые являются коренными гражданами нашей страны. Они – европейцы, исповедующие европейские ценности. Даже наш ислам миролюбив, он очень открыт.
- Не только наш миролюбив. К сожалению, в той же Франции из-за громких терактов, мы видим только агрессивное меньшинство, которое играет в ислам. Мы же не видим очень большого, просвещенного исламского большинства во всем мире.
- У нас в Украине нет этого исламского агрессивного меньшинства. И в этом ключе меня очень беспокоит то, что происходит сейчас в Крыму, потому что нападки идут именно на мусульман. Меня беспокоит, не приведет ли это к радикализации, не потеряют ли они свою миролюбивость и открытость, пребывая в состоянии оккупации?
- Крымские татары столетиями проживали на территории Крыма. Они пережили очень сложные времена совсем недавно, во второй половине прошлого столетия. Я говорю сейчас о депортации и о процессе возвращения в Крым. Вся история крымско-татарского национально-освободительного движения показывает отсутствие насилия. От момента депортации до самого возвращения в Крым, это были мирные акции протеста, связанные с голодовками, с правозащитной деятельностью, с вполне европейскими диссидентскими методами донесения своей позиции. Пугалка о том, что крымские татары являются агрессивными, запускалась в Крыму пророссийскими организациями, которые сегодня продолжают использовать ее для нагнетания недоверия и для разделения крымского сообщества.
К сожалению, есть опасность упрощения аналогий, поэтому любая ситуация, которая включает в себя конфликт на религиозной почве, как-то конфликт с участием людей, исповедующих ислам, понимается исключительно как религиозное противостояние. Как работает манипуляция? Проводится намеренная параллель между исламским терроризмом и исламом как религией. И, соответственно, крымские татары, тоже как-бы записываются в разряд «плохих, агрессивных», потенциально опасных представителей ислама. На самом деле это совершенно не так. Крымские татары – это народ, который достаточно давно показывает, что является мирным народом. Даже сейчас, в условиях оккупации Крыма, крымские татары не проявляют агрессии. Это народ, который очень ярко заявляет о своей европейской идентичности. Большинство процессов национального самоопределения крымские татары вчера и сегодня решают в рамках международного права, через процедуры, а не акты агрессии, при этом никогда не декларировали тенденции к сепаратизму, а наоборот раз за разом поддерживали суверенитет Украины.
- Эти события во Франции – насколько они про нас? Мы все время спорим о том, необходимо ли Украине внедрять политику мультикультурализма. И здесь вопрос состоит не в том, готовы ли мы к этому, а в том, нужен ли нам мультикультурализм?
- Прежде всего, история, любая история, происходящая в мире, – в глобальном мире, - про нас. Мы видим, что нет ни одной страны, в которой жизнь гражданина была бы безопасной. Франция сегодня переживает то, что является нашей общей бедой – терроризм. Наверное, мирный ХХ век закончился только сейчас, и мы опять вступаем в эпоху большой нестабильности с новыми рисками и новыми угрозами.
Что касается применимости европейской политики мультикультурализма к украинским реалиям, то следует учитывать очень большие различия. Мы никогда не были страной миграции. Наш мультикультурализм исторический и естественный, он не является чем-то опасным и чем-то новым для украинского сообщества. Ни на Майдане, ни в каких-то других очень горячих моментах сегодняшнего дня, как бы не пытались определенные силы спровоцировать украинцев на межэтнические конфликты, это не получается.
Я не думаю, что у нас есть проблемы с межэтническими отношениями. Для нас такая проблема даже не стоит. В будущем, в ситуации, когда Украина станет страной успешной экономики и, возможно, у нас появятся мигранты, мне кажется, что даже тогда многокультурность не будет для нас проблемой. В Украине есть естественный опыт общежития с очень разными культурными группами. Сегодня восприятие представителя другой культуры во многом становится вопросом мировоззренческим – не важно кто ты по этнической или религиозной принадлежности, важно, что ты хочешь жить в Украине и помогать ее созиданию. Солидарностью с крымскими татарами украинцы показали, что они умеют входить в проблемы тех, кто живет рядом с ними, как в свои собственные.
Лариса Волошина, редактор Еспресо ТВ