Чому "русские" помруть разом з Путіним

Еспресо.TV продовжує публікацію серії матеріалів на теми - у чому Путін та путінська Росія подібні до Гітлера та Третього Рейху, чим путінізм може бути гірше нацизма, і в чому Володимир Володимирович ніколи не перевершить Адольфа Алоізовича. 

Облетевшая мир фраза принца Чарльза «не Гитлер, но гитлероват» стала завершающим аккордом публичной дискуссии о том, является ли Путин фашистским лидером, а Россия – фашистским государством. Дискуссия – а любая дискуссия предполагает борьбу мнений – оказалась закрыта по причине полной несовместимости позиций сторон. Большая часть россиян – порядка 90% по данным заслуживающих доверия социологов безоговорочно считает Россия не просто не-фашистским, а скорее ведущим антифашистским государством, ведущим войну с гадиной по всему миру – вот, сейчас настал черед Украины. Большая часть мира – и опять же, 10% россиян – готовы сойтись во мнении с принцем Чарльзом. Однако в этих оценках больше эмоций. Слово «фашизм» давно превратилось в шарик для пинг-понга, которым привычно перебрасываются противники, парируя очередной накат терминологической подачи и резко вбивая на поле противника высокую свечу.

Между тем, проблема оценки нынешнего российского строя остается актуальной. Раз уж нам выпало «счастье» жить рядом с таким соседом, то знание его сути, понимание того, что им движет – вовсе не праздное любопытство, а скорее вопрос выживания. Попробуем же разобраться в том, насколько гитлеровато современное российское государство.

Начнем с того, что внешнее сходство не может быть решающим критерием. Да, современная Россия дает неприлично большое число параллелей с нацистской Германией. Здесь и думское законотворчество, вроде последних инициатив о принудительном абортировании недееспособных, запрете на курение женщинам до сорока, всевозможных сексуальных запретов – и десятков других примеров. Возможно, менее ярких, но оттого не менее постыдных – постыдных с точки зрения современного западного мира. Здесь и прямые текстуальные совпадения в выступлениях государственных деятелей России (именно государственных, а не политических – политики как публичной борьбы мнений и интересов в России нет), и даже прямое заимствование агитационных материалов, с удивительной легкостью адаптируемых из реалий Германии конца 30-х к реалиям России середины десятых. Здесь и общая атмосфера в стране: удушливая, полная страха, доносительства и агрессии – впрочем, аналогия будет неполной. Но защитники России и Путина могут с полным на то основанием утверждать, что примеры такого рода можно во всех государствах той эпохи. И если утверждение о том, что такая же практика распространена на Западе и сегодня, легко опровергается, то от примеров 80-, 70- и даже 60-летней давности нам отбиться не удастся. Отставание же в развитии – прежде всего, моральном и нравственном, от остального мира на 50-100 лет было, во-первых, всегда характерно для России, а, во-вторых, всегда преподносилось её идеологами как «верность традициям». Эдак нам придется выводить российский фашизм от ордынского периода. Резон в этом есть: оснований для утверждения о том, что современная Россия является продуктом развития Орды будет, пожалуй, поболе, чем для рассуждений о гитлероватости Путина и его окружения. Но, согласитесь – параллели слишком широки, слишком эмоциональны – и по этой причине не слишком убедительны. Вероятно, гитлероватость – если она есть – спрятана в совсем другом месте.

Здесь нам понадобится небольшое усилие, чтобы понять одну – достаточно неприятную, к слову, истину. Фашизм не был осужден в Нюрнберге. Фашизм вообще не рассматривался как таковой в Нюрнбергском трибунале. Трибунал рассматривал практику фашизма. Технические и организационные приемы, практиковавшиеся Гитлером для достижения того идеала, к которому он стремился. Кстати, это идеал включал в себя массовое дорожное строительство, массовое же строительство социального жилья для рабочих и массовый отдых рабочих на Средиземном море, создание «народного автомобиля», программы в области здравоохранения, образования – отнюдь не только идеологического, модернизации производства, научных исследований. Никаких перечисленных выше признаков фашизма в современной России не наблюдается, но зато они наблюдаются в странах, в которых Россию обвиняют в фашизме – это так, реплика к слову.

Так вот, вешали в Нюрнберге не столько за идеологию – её если и обсуждали, то только краем, – сколько за негодные средства. За концлагеря, за окончательное решение еврейского и цыганского вопросов, за военную агрессию, за боль, слезы и кровь миллионов. Хотел ли всего этого рейхсканцлер? Ну, конечно же, нет! Адольф Алоизович Гитлер, кстати, несомненно, куда более яркий во всех смыслах, более одаренный, более убежденный, и уж куда более нравственный – в самом позитивном значении этого слова, более честный, более бескорыстный человек, чем Владимир Владимирович Путин, хотел всего лишь всеобщего блага. Потом, правда, прикинув скромные возможности,  решил ограничиться благами для немецкого населения. В чем, правда, есть определенное сходство – так это в том, что судьба русских на новоприобретенных территориях Третьего Рейха в планах Адольфа Алоизовича выглядела примерно так же, как и в сегодняшней РФ под руководством Владимира Владимировича.

Но где же корни? Может быть, поискать их в Mein Kampf – и в идеологии современной России? Надо сказать, что и там, и там последовательная, сведенная в единую схему идеология не вырисовывается. Правда, Гитлер и тут вырвался вперед: он свел все свои представления о плохом и хорошем в единую книгу – у Путина ничего подобного пока нет. Впрочем, Гитлер, как известно, писал Mein Kampf сидя в тюрьме за неудавшийся путч. Может быть, именно этого не хватает Путину, чтобы его идеи обрели цельность?

Что интересно и важно для нас: никаких злодейств – ни тех, которые практиковались в Третьем Рейхе, ни тех, что сейчас становятся рядовыми российскими практиками ни в Mein Kampf, ни в выступлениях Путина вы не встретите. Есть идеал – и вот он действительно подобен. Идеал Гитлера и Путина – это общество строгого порядка, первичное по отношению к личности. В этом смысле Путин – да, очень гитлероват. Но он ведь не один такой: если общество так беспокоит, кто с кем спит, как не вспомнить тезис Мишеля Фуко о том, что стремление контроировать тело – атрибут тоталитарной державы? Контроль над душой, впрочем, она захватывает ещё раньше. И вот попытка реализовать такой тотальный контроль на практике неизбежно требует средств и методов, осужденных Нюрнбергским трибуналом. И никак без них не обойтись. Таков неумолимый закон природы.

Вглядевшись попристальней, можно увидеть два проекта устройства общества. Один их которых построен на идее святости и неприкосновенности властной вертикали, во главе которой находится Вождь, являющийся, по сути, единственным распределителем каких бы то ни было материальных благ и личных прав. Все они делегируются им вниз, по вассальной цепочке, и могут быть столь же легко отобраны, сколь и легко даны. Таким образом, святость и неприкосновенность Вождя и его воли является в такой системе основой всякого права. Все законы, все писаные и неписаные отношения между людьми – все они, как на фундаменте, выстроены на этом принципе. Второй проект основан на горизонтальных связях между экономическими субъектами. Гарантией их успешного взаимодействия является принцип  святости и неприкосновенности любой частной собственности, играющий в этой системе такую же основополагающую роль, как и святость Вождя в предыдущей. Системы конкурируют – и то, что мы называем фашизмом как раз и является восстанием первой против второй. Восстанием массовым, поскольку в мире существуют огромные массы людей, выросшие в системе построенной вокруг Вождя – и не способные существовать в системе экономической конкуренции. Это – да-да, те самые рабочие Уралвагонзавода…

И вот, когда огромные массы людей, привычные жить в строго регламентированном обществе, не обременяя себя личной ответственностью за свою судьбу, сталкиваются с тем, что их привычный мир трещит по швам (а он трещит по швам все чаще, поскольку в современном мире оказывается неэффективным именно экономически), они, напуганные сплачиваются вокруг Вождя, услужливо подсовывая ему в руки дубину. Иногда, к сожалению, и ядерную. Вождь при этом – всего лишь функция. Его персоналии не имеют большого значения. Он одновременно и ничто, и нечто, порожденное страхом и агрессией темной массы, цепляющейся за вчерашний день. И вот тогда в мире снова и снова раздаются скрежещущие звуки фа…